Фигура у Марьи ладная, мужскому взору приятная. Спереди у неё под кофтой две тыквы припрятаны, сзади при ходьбе арбузы перекатываются. Движения плавные, волнительные, будто не идёт она, а плывёт по деревне. Мужикам любо-дорого смотреть. Не то что на Клавку, её соседку, — у неё там одни горошины да яблоки. Тьфу!
Только какой прок с той ботаники? Ни одну, ни вторую девку никто замуж не звал. Были ухажеры, были. У обоих. И Марья под ручку с Васькой из Нижней Каменки гуляла, и Клавка в клубе с городским Федькой танцевала. Только этим всё ограничилось. Гулять и плясать — это пожалуйста, это мы с удовольствием, а всё остальное — ни-ни, только после свадьбы. Наши девки порядочные, не то что городские.
А по правде сказать, разве Васька с Федькой жениться приезжали? Так, покуражиться. Был, правда, ещё один серьёзный, тоже из города, Николай Николаевич (фамилию не помню), но больно старый, за сорок уже, в отцы им годился. К одной ходил неделю, к другой, с родителями о чём-то беседовал, а потом внезапно пропал, будто и не было его вовсе.
Почтальонша Степановна раз сболтнула, что подкараулили его, дескать, наши деревенские парни да поколотили, дабы девкам мозги не пудрил, но правда это или нет, не скажу, сама не видела, а Степановна и приврать может, она криворотая.
Но вот что точно скажу: после исчезновения Николая этого Николаевича стали происходить в нашей деревне странные вещи. То петух среди ночи прокукарекает на всю ивановскую, то собаки во всех дворах на неделю онемеют. А потом все разом забрешут на полдня, будто наговориться не могут.
Старики деревенские ничего подобного не припомнили. Не было раньше, говорят, такой страсти. Новое, дескать, время — новые напасти.
На сельсовете решили: позвать из соседней Каменки ведунью Таисию, поводить её по нашим улицам, может она какую чёрную силу почувствует, изведёт её. Не за бесплатно, конечно. Прошлись по дворам: кто рубль дал, кто курицу, кто шмат сала.
Отправили в Каменку дочку председательскую на телеге. На следующий день та вернулась с Таисией. Ведунья объявила: «Если помогу, возьму ваши подарки, а если нет, то нет. Я ведунья честная».
На той же телеге её по улицам возили, Таисия руками водила-водила и без толку, плечами пожала и сказала:
— Никакой злой силы я у вас в деревне не чувствую, везите меня обратно.
Ещё раз сгоняла дочка председателя в Каменку.
Дары, что собрали, людям потом вернули. Только стали с теми подарками происходить странные вещи. Кто курицу давал, у того курицы стали нести по два яйца в день, кто шмат сала давал, у того свиньи в приплод поросят в два раза больше принесли. Марья с Клавкой по рублю давали, так ихние фигуры за неделю изменились — Марья сильно вдруг похудела, а Клавка, наоборот, поправилась. Будто лишние Марьины килограммы к Клавке перетекли. Обе ладные стали, наливные, кровь с молоком. В артели на них не нарадовались: и первые красавицы, и первые работницы. Приезжал даже фотокорреспондент из района — портреты для газеты делал.
Криворотая Степановна тоже похвасталась: «И я, дескать, рубль на Таисию давала, и теперича он у меня неразменный — сколько бы его не отдавала, на утро он вновь в моём кошельке оказывается». Только я этому не верю. Почтальонша у нас больно жадная, сроду бы рубль на ведунью не дала.
Но главные страсти по зиме случились. Кобыла, возившая Таисию, в январе ожеребилась. Только не жеребёнок у неё родился, а телёнок. Да!
И это ещё не всё. В деревне сваха объявилась. Кто такая? откуда? — никто не знает. Прошлась по дворам, Марью с Клавкой присмотрела.
Родителям девок объявила:
— Есть у меня жених богатых, готов он Марию с Клавдией в жёны взять.
Родители опешили:
— Как это в жёны? Обеих что ли?
— Да, обеих!
— А ну пошла отсюда! Мы, чай, не басурмане дочек своих в гарем отдавать!
— А мне согласие ваше и не надобно! — засмеялась сваха.
Да так громко, что смех её над всей деревней прокатился.
Схватила она Марью с Клавкой за руки и потянула к реке. Родители, раскрыв рты, застыли, а помочь дочкам не могут, приросли ноги к земле. Дотащила сваха по льду девок до середины Козелихи и втроём они там сгинули. Тут же ноги у родителей отлипли, побежали они кровиночек своих искать, но никого уже не нашли. На том месте, где следы оборвались даже полыньи не было. Такое горе для родителей!
С тех пор наше село Чистое стали называть в округе не иначе как Нечистое. Даже по документам мы теперича Нечистенский сельсовет.
Вскоре в деревню новые гости пожаловали. Два парня из соседнего района — статные, кудрявые, после демобилизации. Мы, говорят, портреты ваших красавиц в газете увидели, хотим познакомиться.
И вновь вся деревня вздрогнула. Только теперь от материнского плача:
— Нету наших девочек, нету-у-у…
Парни ахнули:
— Что случилось, товарищи?
Все молчат, глаза опустив, ничего не рассказывают — боятся. Только криворотая почтальонша Степановна поведала чё да каво. И про Ваську из Нижней Каменки поведала, и про городского Федьку, и про Николая Николаевича, и про петухов с собаками, и про ведунью Таисию поведала, и про то как накануне неизвестная сваха Марью с Клавкой на середину речки утащила. Всё в кучу собрала. Только про рубль свой неразменный умолчала — уж больно она жадная.
После рассказа почтальонши один из парней лицом побледнел и говорит:
— Э-э-э… Мне такого приданого даром не надо! Я себе невесту в своём районе найду!
И уехал. Даже имени своего не назвал.
А второй, его Петром зовут, остался.
— Я, — говорит, — после того, как увидел в газете фотографию Марьи, ни о какой другой девушке больше думать не могу. Как мне, Степановна, её найти
Почтальонша мялась, мялась:
— Я ведь баба глупая, газеты только по домам разношу, сама их не читаю. Откуда же мне знать?
Пообещал Пётр Степановне ограду от снега очистить, она и проговорилась:
— Если кто и знает, где девок искать, так это Арина, хозяйка речной мельницы. Арина одна в лесу живёт. С самим водяным дружит, он ей мельничное колесо крутит, я летом видела. Ступай к ней.
— Спасибо, добрая женщина, тебе за помощь. Дай Бог здоровья!
Почтальонша от таких слов расчувствовалась. Её лет надцать никто доброй женщиной не называл.
— Возьми, — говорит, — в ограде кол осиновый да подточи его топориком острым. Село наше ныне Нечистым называется. Мало ли что случится в лесу…
— А за это отдельная тебе благодарность, — поклонился парень.
Полдня добирался Пётр до Арининой мельницы. Уже темнеть стало, когда он постучал в её двери.
— Кто таков? Чего тебе надо? — выйдя за порог, строго спросила Арина, женщина грозная и грузная.
Пётр ответил:
— Доброго дня, хозяйка, отправили меня к тебе люди из деревни по важному делу.
И спрашивает про Марью с Клавкой.
— Не знаю я ничего, — забегали глазки у Арины, сразу видно, что врёт.
— Ах так! — закипел Пётр. — Хорошо! Я сейчас уйду. Пусть! Но знай, Арина, что скоро я сюда вернусь, но уже не один, а с фотокорреспондентом! Он мельницу твою сфотографирует и напечатает в газете также, как напечатал портреты этих девушек.
И тычет газетой Арине в лицо.
— Уж поверь, после снимков водяной не будет с тобой дружбу водить! Зачахнет мельница-то! Потому как нечистая сила тьфу против районного органа печати! Говори, мельничиха, где девки?
Испугалась Арина печатного органа, призналась:
— Брат мой… старший… начальник местной милиции… У него девки, точно говорю, у него. Я сегодня сама видела, когда муку отвозила. Одна в бухгалтерии сидит, другая в отделе кадров.
— Как так? — оторопел Пётр. — Сам начальник милиции? Поди ещё полковник?
Арина замахала руками:
— Какой полковник! Что ты! Майор он. По фамилии Резинкин. А кто к майору с такой фамилией служить пойдёт? То-то! Пришлось ему обманом самых красивых девушек в округе в своё отделение заманивать. Может хоть так парни пойдут в милицию работать…
— Не бывать этому! — закричал Пётр и бросился в обратную сторону.
Арина окликнула:
— Эй, парень, погоди! Как тебя там…
— Чего ещё? — остановился Пётр.
— Ты это, не зови фотокорреспондента… Худо мне будет без водяного. Одна я с колесом не справлюсь.
— Хорошо. Не буду, — ответил Пётр.
— Точно? — спросила Арина.
— Сказал же. Обещаю!
Всю дорогу до деревни он думал, как девок из милиции вызволить, но ничего не придумал.
Полная луна светила Петру в спину, дорогу из леса показывая. Когда крайние избушки уже на взгорке показались, услышал он за спиной рычание. Обернулся парень и обмер. По лунной дорожке матёрый волк, скалясь, приближался к нему.
— Ах тыж, пёсий пермырок! — только успел проговорить Пётр, заваливаясь на спину и выставив перед собой осину. С рёвом кинулся зверь на парня, но грозный его рык тотчас превратился в жалобный вой. Напоролся матёрый на острый кол!
— Ага! Что взял? Взял? — победно прокричал Пётр вслед раненому волку.
Всю ночь он преследовал зверя, и на утро кровавая дорожка привела его в отделение милиции. Там, в кабинете начальника, прислонившись к стене, сидел на полу обессилевший майор.
— Вот так да! — присвистнул Пётр — сам майор милиции оборотнем оказался!
— Ослаб я, — прохрипел майор Зенкин, — позови, парень, фельдшера… Отсель второй дом справа…
— А какой мне с того интерес? — спросил Пётр. — Ты же меня убить хотел.
— Не я это был — волк.
— Ты это… не бреши мне! — крикнул Пётр, но потеплев, добавил: — А коли позову, отпустишь Марью с Клавкой?
— Отпущу…
Не обманул майор — отпустил девок. Пётр как с фельдшером вернулся в отделение, так сразу по кабинетам прошёлся. Клавку из бухгалтерии забрал, Марью — из отдела кадров. Майор забинтованный кивнул троице на прощание:
— Ступайте, ребята, домой. Зла на меня не держите, не по своей воле я оборотнем стал… Там долгая история… И по ночам в лесу не шастайте! А то всякое может случиться…
Повёл Пётр девок в родную деревню, а они идут будто куклы — не живые.
— Да что с вами такое! — воскликнул Пётр. — Неужто не рады, что дома скоро окажитесь?
Молчат девки в ответ. Ближе к Нечистому, правда, оживать стали. Головами по сторонам закрутили — узнают родные места, а уже когда на свою улицу пришли, Марья с Клавкой одновременно заголосили: «Мама!»
Что потом началось!
Родители из домов выскочили, увидели своих дочек целыми-невредимыми, кинулись их обнимать-целовать. Бабы воют, девки ревут, мужики рукавами скупые слёзы по щекам размазывают. И все благодарят Петра-спасителя.
Неделю деревня гуляла. Неделю! Разве не чудо — демобилизованный девок от оборотня в погонах спас?
Пётр потом к Марье посватался. Она согласилась. И снова деревня наделю гуляла — с плясками, музыкой, обрядами, всё как полагается. Родители Марьины счастливы. Ещё бы! Такой парень им в зятья достался.
После всех гулянок люди обнаружили, что пропала криворотая Степановна. Кинулись к почтальонше за пенсией, а её изба запертая стоит, на почте сумка с письмами лежит неразобранная. И начальство её ничего не знает.
И вот что ещё люди заметили: вместе со Степановной исчезли из деревни все странности последних месяцев: петухи перестали по ночам кукарекать, собаки лают как положено собакам, а у кобыл родятся жеребята. И со временем село наше вновь стало Чистым.